траве до калитки старика.
– Ваня, – крикнула старушка, насколько у неё хватило сил, – ты дома?
Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел дед Иван, в старых валенках и потёртой телогрейке.
– Дома, дома. Где ж мне ещё быть? – закашлялся старик. – Проходи давай в избу, чего у калитки стоишь.
Бабушка Варя с трудом забралась на крыльцо, тяжело дыша и держась за сердце.
– Уф, задохнулась, – выдохнула старушка. – Да я заходить не буду. Я ненадолго, Ваня. Привет тебе от Яшки. День рождения у него сегодня.
– Мёд поди просит? – улыбнулся старик. – Сейчас принесу баночку.
– Ты уж извини, Ваня. За прошлое ещё не рассчиталась.
– Да перестань, какие там долги. Ты что, – поменялся в лице старик. – Даже и не думай. Не надо мне ничего отдавать. Сейчас принесу.
Дед Иван вышел на крыльцо с баночкой мёда.
– Вот, Яшке передай и поздравь, – осёкся старик.
Бабушка Варя лежала на сыром крыльце, раскинув руки и тяжело дыша.
– Варя, – бросился к ней старик.
Дед Иван снял с себя телогрейку и подложил её под голову старушки.
– Потерпи, – задыхается от страха старик, – потерпи. Я сейчас скорую…
– Ваня, – шепчет старушка, вцепившись в руку старика, – Ваня…
Дед Иван подставил ухо к губам бабушки Вари:
– Ваня… Яшку… Яшку не бросай… Один он теперь…
Последняя ночь домового. Финал
Яшка стоял на подоконнике, вглядываясь в темноту окна.
– Ну где же бабушка Варя? Почему она до сих пор не идёт? Ведь у меня сегодня день рождения. Забыла, наверное, она про меня… Как утром ушла, так и нет до сих пор. Сидят, наверное, с Иваном, чаи распивают, а я тут один.
Скрипнула дверь, и кто-то вошёл в дом.
– Хозяюшка пришла, – радостно спрыгивает с подоконника домовой, – не забыла про меня хозяюшка.
Яшка прошлёпал по полу босыми ногами к двери, у которой кто-то стоял… Он никак не мог разглядеть в темноте, кто пришёл. Но это точно была не бабушка Варя. Домовой вгляделся в темноту… Это был дед Иван. Старик стоял, опустив голову, вытирая глаза. В руке дед Иван держал баночку мёда.
– Мёдик, – заскулил Яшка, – мёдик мой любимый. Дед Иван, это мне?
Старик промолчал.
– А где хозяюшка моя любимая? Где бабушка Варя? – задрожала голова домового.
– Нет больше бабушки Вари, – глотая слова, чуть слышно прошептал дед Иван.
– Как это нет? – потекли крупные градинки слёз по морщинкам на лице домового. – Ты чего такое говоришь, дед Иван? Как это нет? А я?
– Увезли бабушку, – шмыгает носом дед Иван. – Ты вот чего, Яша… Может, ко мне?
– Куда это к тебе? – садится на пол домовой, закрывая глаза. – Мой дом здесь. Рядом с бабушкой Варей.
– Нет больше бабушки, Яша. Она просила, чтобы я позаботился…
– Не надо, – прервал старика домовой, – не надо обо мне заботиться. Уходи.
Дед Иван поставил баночку с мёдом у двери и осторожно вышел, прикрыв за собой дверь. Пусть домовой побудет один. Не надо ему сейчас мешать. Старик понимал, что если домовой разозлится, то мало не покажется уже всей деревне. Он ещё помнил те жуткие ночи, когда у бабушки Вари померла мама. Не дай Бог, если такое повторится вновь.
Яшка долго сидел на полу, покачиваясь из стороны в сторону и тихонько поскуливая.
– Это я виноват. Это я послал хозяйку за этим проклятым мёдом. Это моя вина. Прости меня, бабушка Варя. Триста лет прожил, а ума не набрался. Это я виноват. Как мне теперь жить без тебя?
В окне появилась луна, и комната осветилась серебристым светом. Домовой поднял голову и взглянул на жёлтый шарик в окне. Теперь он будет любоваться этой красотой без бабушки Вари. А зачем ему теперь эта красота?
Яшка закрыл мокрые от слёз глаза и посидел так с минуту. А когда открыл, то увидел возле окна в свете луны пять или шесть домовых. Они смотрели на Яшку и улыбались. Он узнал их. Это были его родители и дедушка с бабушкой. А ещё среди них стоял седой домовой, который был ростом выше всех. Видимо, это был прадед Яшки.
– Пойдём, – сказал седой старик, – тебе пора.
– Куда? – прошептал Яшка.
– Туда, – показал старик на луну, – туда, откуда мы и пришли. Туда, где наш дом.
– А я что, уже умер? – прошептал Яшка.
– Нет, – улыбнулся седой домовой, – нам на земле нельзя умирать.
Яшка почувствовал, как его ноги оторвались от пола и что-то неведанное и сильное поднимает его всё выше и выше. Вот он уже видит внизу дом, в котором он прожил половину своей жизни. А вон на крыльце стоит бабушка Варя и машет ему рукой. Прощай, бабушка Варя. Прощай, земля, которая стала для меня родной. Прощайте, люди добрые.
Беда и радость
Как мы с вами друг на друга похожи и какие мы с вами все разные. Казалось бы, живёт себе человек и живёт. Ничем не отличается от меня или тебя. Такой же, как все, две руки, две ноги. Но иногда вдруг что-то происходит, и уже через минуту обычный человек может стать героем или, наоборот, может упасть лицом в грязь… Ну а коль упал, как вы понимаете, то люди не заставят себя долго ждать – затопчут. Но мой рассказ не о грязи на лице, а совсем наоборот.
Иван Иванович, хирург с двадцатилетним стажем, сидел в ординаторской и листал в который уже раз историю болезни Данила Семёнова, шестилетнего мальчика, попавшего к ним три месяца назад. У Данила была тяжелейшая травма головы после страшной автомобильной аварии, и он совершенно ничего не помнил. Можно сказать, что ему повезло, он единственный, кто выжил в этой аварии. Его родители, младший брат и водитель КАМАЗа, виновник трагедии, погибли. Данил так и не смог вспомнить за два месяца, как он пришёл в сознание, как его звать, кто его родители и где он жил.
Ивану Ивановичу предстояло сегодня сказать Данилу, что нет у него больше родителей. Да что сегодня, он уже неделю не решался об этом сказать мальчику. Вроде привык уже к чужой боли, а вот мальчику Даниле с огромными голубыми глазами всё никак не решался сказать эту страшную новость. Мальчик каждый день спрашивает, где папа и почему он не приходит, и смотрит таким взглядом, что слёзы на глаза наворачиваются.
– Да, незавидная дальнейшая судьба мальчишки, – думал врач, – инвалидность, детский дом и одиночество. Один миг – и вся жизнь изменилась до неузнаваемости. И кому теперь он в этой жизни нужен.
Дверь открылась, и вошла медсестра.
– Оленька, – обратился хирург к ней.
– Да, Иван Иванович.
– А может, всё же ты Даниле скажешь. У тебя лучше получится.
– Нет-нет, я не могу. Я ведь даже не знаю, что произойдёт у мальчика с мозгом, какие будут последствия, когда он узнает, что родители погибли.
Иван Иванович встал и решительным шагом направился к палате, где лежал Данила. Рано или поздно всё равно сказать придётся.
Хирург сел на краешек кровати. Данил смотрел на него и улыбался.
– Ну, как у тебя дела? – спросил Иван Иванович. – Голова болит?
– Немножко. А папа не пришёл? Где мой папа, почему он не приходит?
– Данила, я должен тебе сказать, – хирург замешкался, – в общем…
Пауза затянулась. Все, кто были в палате, притихли. Врач посмотрел в глаза мальчика. Сколько же в них было боли, сколько надежды.
– Данила, я и есть твой папа…
– Папочка, я знал, что ты придёшь, – прошептал мальчик, – я знал…
По щекам мальчика текли крупные градины слёз. Но глаза… Теперь они были совсем другие. Теперь это были счастливые детские глаза.
Ещё долго больница обсуждала человеческий поступок хирурга. Кто-то восхищался, кто-то осуждал, кто-то не понимал. И только Иван Иванович знал, что всё у них с Данилой будет хорошо и что он приложит все усилия, чтобы сделать
